Время близится к полуночи. Позади узкие улочки старого города, озаренного огромной луной, освещающей лесную тропинку, вьющуюся змейкой в гору. Облетевшая листва оголила кроны деревьев, нависающих над головой, образуя тоннель, сквозь них играет бликами лунный свет. Под ногами стелется туман, и кажется, будто небо пало перед твоими ногами. Освежающая прохлада, кристально-чистый горный воздух. Идти становится всё сложнее, а шум разъяренного моря становится всё отчетливее. Хочется зарыться в свитер, леденящий ветер вьется вокруг тела и насвистывает мелодию. Я пускаюсь бежать, холод пробирает до костей. Безжалостный декабрь застает врасплох мои нежные мысли о весне. Волны разбиваются о скалы, умирая, они несут за собой ветви сломленных деревьев в дальние страны. Пустился ливень, ясное звездное небо заволокли свинцовые тучи, погасив луну. Вдали предстала бездна.
( Francesca Moscheni — I Segni di Dio Francesca Moscheni ).
♥
Наконец перед моими глазами устремляются ввысь купола пустующей церкви. Двери в храм были сплошь увиты плющом, с трудом открыв скрипучую дверь, я вошла в эту пристань погибших в морской пучине душ, застывших лиц. Здесь почему-то было светло. Дрожь охватила моё тело и сделало его недвижимым. Сгоревшие свечи, капельки воска на полу, устремив взор на свод купола, я увидела освещенные лики серафимов, в моей голове витала Сюита №3 Баха. В горле образовался комок, дыхание участилось, глаза застелила соленая пелена, сквозь нее было сложно что-либо увидеть. В храмах всегда ощущается присутствие, я не чувствовала себя одинокой. Мне не было боязно. Светлый праздник грусти, увядшие лепестки, принесенные витками ветра через распахнутое окно. Брошенная церковь жила своей жизнью, в ней слышались голоса хористов, подпевающих им ушедших душ, чьи светлые крылья видимо осветили мой путь. В забытом церковном дворике были раскиданы скамьи, когда-то здесь велись службы, прихожане взывали к милости Божьей, играли колокола. Пройдя через несколько цитрусовых деревьев, я забрела в часовню, поднимаясь по винтовой лестнице, мне казалось, что стены часовни становятся всё уже, воздуха было мало и тревожное сердце хотело вырваться из грудного плена. Здесь все было пропитано ладанным дымом и сыростью, наверху мне виднелось море, вид был величественным и простым. Тело наполнилось теплом. Небо оборвало тучные оковы и высвободилось из плена. Вечная мелодия одинокого ветра. Душа, поглощенная мирским, очищается.
Впечатление от аромата «Полуночная месса» тревожны и близки. Это мысли о существовании иного, оторванного от реальности. Это золотой свет, льющийся сквозь купол храма. Он теплый и согревающий, как мысли о тайне. Той, что возможно узнать лишь навсегда покинув этот бренный мир. Когда я была маленькой, то однажды, слушая старенький проигрыватель, мне пришла в голову мысль: " Что же, неужели это правда, что человек безвозвратно уходит и больше никогда не увидит вот эти книги в шкафу, что не сядет в это качающееся кресло, он не будет смеяться и его невозможно будет обнять? " Конечно, обо всем это я забывала, выбежав с друзьями на улицу, гоняя на велосипеде, даже когда не стало рядом человека, я не сразу поняла горечь утраты. Всё приходит то ли с прожитыми летами, то ли с взрослением, от которого никуда не деться, к сожалению.
Я услышала его впервые холодным октябрем, гуляла с ним по улицам шумного города, вдоль деревенских рек и пустынных полей, в сосновом лесу. И всегда я слышала одно и то же. Аромат мирра, корицы и пачули, не дававшими аромату уйти в холод и стать устрашающе-готичным. Начало резковатое, цитрусовое. В нём действительно есть что-то от моря. То ли бренчащая прохлада, то ли колющая свежесть воздуха, которым невозможно надышаться. И я чуть было не купилась на это, подумав, что он будет прохладным, но мысли о мессе не давали покоя. Ну не может она быть прохладной! Ведь месса — это горение сердец верующих людей, это дух веры во спасение, веры в чудо. Каждый прихожанин просит о своем светлом и сокровенном. В раскрытии аромат теплеет, благодаря корице становится пикантнее и гуще, но тут вступает в свои права горьковатый аромат гальбанума и дымка умиротворяющего ладана и нагретой коры дерева. Вот где чудеса-то скрывались. Для меня это один из тех ароматов, что играют и искрятся. Одни словом, живут! Его жизнь около 5 часов, акварельный шлейф, тонкий и пастельный. Едва уловимый прохожими.
Сначала, думалось, что аромат подойдет одному из моих любимых произведений, а точнее, «Бедной Лизе» Карамзина. Да, печаль, тоска, предательство, смерть, но душа светлая, чувствующая, не озлобленная.
А еще для меня этот аромат картины Айвазовского И.К.
Композиция аромата:
Верхние ноты: бергамот, цитрусы, апельсин
Средние ноты: мирра, корица, пачули, петит-грейн, цедрат
Ноты базы: мускус, мирра, лабданум
Парфюмер — Жак Флори. Создан аромат в 1994 году, как древесные фужерные. Унисекс. Цена — около 6 000 рублей.
♥
Наконец перед моими глазами устремляются ввысь купола пустующей церкви. Двери в храм были сплошь увиты плющом, с трудом открыв скрипучую дверь, я вошла в эту пристань погибших в морской пучине душ, застывших лиц. Здесь почему-то было светло. Дрожь охватила моё тело и сделало его недвижимым. Сгоревшие свечи, капельки воска на полу, устремив взор на свод купола, я увидела освещенные лики серафимов, в моей голове витала Сюита №3 Баха. В горле образовался комок, дыхание участилось, глаза застелила соленая пелена, сквозь нее было сложно что-либо увидеть. В храмах всегда ощущается присутствие, я не чувствовала себя одинокой. Мне не было боязно. Светлый праздник грусти, увядшие лепестки, принесенные витками ветра через распахнутое окно. Брошенная церковь жила своей жизнью, в ней слышались голоса хористов, подпевающих им ушедших душ, чьи светлые крылья видимо осветили мой путь. В забытом церковном дворике были раскиданы скамьи, когда-то здесь велись службы, прихожане взывали к милости Божьей, играли колокола. Пройдя через несколько цитрусовых деревьев, я забрела в часовню, поднимаясь по винтовой лестнице, мне казалось, что стены часовни становятся всё уже, воздуха было мало и тревожное сердце хотело вырваться из грудного плена. Здесь все было пропитано ладанным дымом и сыростью, наверху мне виднелось море, вид был величественным и простым. Тело наполнилось теплом. Небо оборвало тучные оковы и высвободилось из плена. Вечная мелодия одинокого ветра. Душа, поглощенная мирским, очищается.
Впечатление от аромата «Полуночная месса» тревожны и близки. Это мысли о существовании иного, оторванного от реальности. Это золотой свет, льющийся сквозь купол храма. Он теплый и согревающий, как мысли о тайне. Той, что возможно узнать лишь навсегда покинув этот бренный мир. Когда я была маленькой, то однажды, слушая старенький проигрыватель, мне пришла в голову мысль: " Что же, неужели это правда, что человек безвозвратно уходит и больше никогда не увидит вот эти книги в шкафу, что не сядет в это качающееся кресло, он не будет смеяться и его невозможно будет обнять? " Конечно, обо всем это я забывала, выбежав с друзьями на улицу, гоняя на велосипеде, даже когда не стало рядом человека, я не сразу поняла горечь утраты. Всё приходит то ли с прожитыми летами, то ли с взрослением, от которого никуда не деться, к сожалению.
Я услышала его впервые холодным октябрем, гуляла с ним по улицам шумного города, вдоль деревенских рек и пустынных полей, в сосновом лесу. И всегда я слышала одно и то же. Аромат мирра, корицы и пачули, не дававшими аромату уйти в холод и стать устрашающе-готичным. Начало резковатое, цитрусовое. В нём действительно есть что-то от моря. То ли бренчащая прохлада, то ли колющая свежесть воздуха, которым невозможно надышаться. И я чуть было не купилась на это, подумав, что он будет прохладным, но мысли о мессе не давали покоя. Ну не может она быть прохладной! Ведь месса — это горение сердец верующих людей, это дух веры во спасение, веры в чудо. Каждый прихожанин просит о своем светлом и сокровенном. В раскрытии аромат теплеет, благодаря корице становится пикантнее и гуще, но тут вступает в свои права горьковатый аромат гальбанума и дымка умиротворяющего ладана и нагретой коры дерева. Вот где чудеса-то скрывались. Для меня это один из тех ароматов, что играют и искрятся. Одни словом, живут! Его жизнь около 5 часов, акварельный шлейф, тонкий и пастельный. Едва уловимый прохожими.
Сначала, думалось, что аромат подойдет одному из моих любимых произведений, а точнее, «Бедной Лизе» Карамзина. Да, печаль, тоска, предательство, смерть, но душа светлая, чувствующая, не озлобленная.
А еще для меня этот аромат картины Айвазовского И.К.
Композиция аромата:
Верхние ноты: бергамот, цитрусы, апельсин
Средние ноты: мирра, корица, пачули, петит-грейн, цедрат
Ноты базы: мускус, мирра, лабданум
Парфюмер — Жак Флори. Создан аромат в 1994 году, как древесные фужерные. Унисекс. Цена — около 6 000 рублей.
